От места катастрофы к храму света

Может ли какое-то место служить делу примирения? Конечно же, в первую очередь это делают люди, 
которые хранят память и сообща работают во имя мирного будущего. Но иногда и какое-то место становится источником надежды, символом перехода из прошлого в будущее, центральным объектом исторических событий. Реймсский собор и есть такое место. Как нигде больше в этом храме в концентрированном виде ощущается история германо-французских отношений, история вражды и история дружбы.

Исходным пунктом катастрофы, которая неразрывно связала обе страны с этим местом, стала осень 1914 г. Германские войска подвергли собор мощному артобстрелу, полностью осознавая то, что речь идет о национальной святыне французов. Веками здесь короновались французские короли. Единственной целью артобстрела, в 
результате которого загорелась крыша готического шедевра, было унижение противника. Так, в самом начале Первой мировой войны события в Реймсе стали олицетворением варварства и слепой разрушительной ярости. И в том, что касается Второй мировой войны, город на северо-востоке Франции имеет большое символическое значение. 7 мая 1945 г. генерал-полковник Альфред Йодль подписал в штаб-квартире западных союзников в Реймсе акт о безоговорочной капитуляции Германии.

Спустя примерно 17 лет начался процесс трансформации, шаг 
за шагом Реймс превращался из символа ужаса в место исцеления. 8 июля 1962 г. президент Франции Шарль де Голль и федеральный канцлер Конрад Аденауэр приняли участие в торжественном богослужении в соборе с целью примирения. Это было первое осторожное сближение, а шесть месяцев спустя в 1963 г. в Елисейском дворце в Париже был подписан германо-французский договор о дружбе. Через 50 лет после исторической встречи в Реймсе Франсуа Олланд и Ангела Меркель здесь же вновь дали обещание сотрудничать.

И за рамками больших политических жестов в соборе уже в наше время вновь пересеклись пути двух стран. Заказ на оформление высоких окон за алтарем в связи с 800-летием собора в 2011 г. Франция передала немецкому художнику Ими Кнёбелю. Символика – больше не бывает. Немец получил возможность увековечить себя в том самом месте, которое у французов ассоциируется с большой болью, с большими ранами и на примере которого бессмысленность войны столь же четко видна, как и в расположенном неподалеку Вердене с его бесконечными военными захоронениями.

Во время работы Ими Кнёбель, похоже, не руководствовался смирением. Шесть витражей общей площадью 115 кв.м – это буйство красок: яркие, фрагментарные, сверкающие узоры из разновеликих деталей. Они делают пространство светлее, позволяют почувствовать переломность, они прекрасны и одновременно вызывают какое-то беспокойство. Для отдельных частей узора Кнёбель выбрал яркие оттенки красного, желтого и синего. Словно сквозь 
горящие осколки свет проникает внутрь помещения. С помощью ярких цветов и резких сечений художник обращает внимание на то ужасное, что здесь произошло, и тут же демонстрирует таким образом... смирение.

Можно ли так? Этим вопросом задаются многие. Современное, сверкающее, красочное произведение, в высшей степени носящее индивидуальный характер, в этом храме с богатейшей историей – тем более такое, которое очень далеко от церковного искусства? Витражи Кнёбеля не похожи ни на какие другие в соборе. Некоторые из них было созданы в средние века и потом отреставриро­ваны, другие выполнены художниками позднее. На них часто изображены библейские мотивы или, например, трудовые будни виноделов Шампани в окрестностях Реймса. Центральное место в просторном храме, в конце центрального прохода, занимают три витража Марка Шагала. Выдержанные в мягких синих тонах, они рассказывают о Старом и Новом заветах. Экспрессивные работы Ими Кнёбеля сгруппированы по обеим сторонам шагаловских витражей и можно было бы опасаться, что они их как-то подавят. Но как раз этого не произошло. Мощные краски по соседству позволяют и витражам Шагала предстать в новом свете.

Благодаря витражам Кнёбеля в собор пришло, может быть, не столько политическое, сколько яркое гуманистическое искусство и само стало частью этого живого памятника. Подходящий, напоминающий и призывающий фон для дальнейших германо-французских встреч в этом особенном месте.