«Кризис есть, но не в Европе»
Комиссар ООН по делам беженцев Филиппо Гранди о проблемах миграции и беженства и политическом измерении дискуссий.
Вот уже три с половиной десятилетия Филиппо Гранди работает с беженцами. Мы поговорили с Верховным комиссаром ООН по делам беженцев в Женеве.
Господин Гранди, в Европе уже несколько лет ведутся разговоры о кризисе беженцев. С Вашей точки зрения, кризис есть?
Да, кризис есть, но не в Европе. Недавно я был в Африке, там есть кризис, причем не один, а множество. Бедные государства принимают более 80% всех насильственно изгнанных со своих территорий. Пик беженцев в Европе пришелся на 2015 и 2016 годы. Сначала это было эффектом гражданской войны в Сирии. Обострение ситуации в Сирии и слабая поддержка беженцев в соседних странах породили рынок нелегальных перевозок. В течение десятилетий в Европе прекрасно работала система приема беженцев, но она была рассчитана на очень небольшое число. Когда эта система рухнула, в Европе возникло впечатление кризиса. У страха глаза велики.
Научилась ли чему-то Европа на своем опыте?
Европа по-прежнему выглядит растерянной. ЕС не использовал недавнего сокращения числа беженцев для реформирования Дублинской системы, для достижения консенсуса по квотам, не выработал общего отношения к спасаемым в Средиземном море беженцам. Если сейчас снова случится наплыв беженцев, будет новый кризис, как в восприятии людей, так и в реальности. Есть даже политики и партии, которые выступают за строительство стен и закрытие границ, и они зарабатывают себе голоса на текущей конъюнктуре. Я убежден в том, что они не заинтересованы в решении проблемы. Им нужно, чтобы и дальше все оставалось в подвешенном состоянии, а они выглядели бы эдакими спасителями Европы.
Ангела Меркель доказала, что одна страна может принять большое количество людей и позаботиться о них, если это станет небходимостью.
Какая роль, по Вашему мнению, отведена здесь Германии?
Федерального канцлера Ангелу Меркель неоднократно критиковали за то, что она в 2015 г. не закрыла немецкую границу. А я полагаю, что она приняла верное решение. Она показала, что страна может принять многих людей, может позаботиться о них, если этого требует необходимость. Большинство беженцев были сирийцы, они бежали от войны, которую сообщество государств не смогло остановить политическими средствами. Меркель подвели лидеры других государств Европы, и это вызвало в Германии ответную реакцию. Но сегодня Федеральное правительство занимает очень разумную позицию. Некоторые законы были ужесточены, но не так сильно, как в некоторых других странах. Германия по-прежнему идет впереди и стоит на переднем крае борьбы за европейскую солидарность. Сегодня Германия – второй по величине двусторонний донор ООН, что позволяет нам расширить фронт работы, прежде всего, в Африке и на Среднем Востоке.
На время своего членства в Совбезе ООН Германия планирует сосредоточить усилия на борьбе с причинами беженства. Насколько вообще важна эта тема?
Никому нельзя препятствовать покинуть страну, если он или она спасают свою жизнь и хотят найти безопасное место. Но если нам удастся стабилизировать положение в соседних с кризисными регионами странах (а именно там оседает подавляющее большинство беженцев), то многие скорее предпочтут остаться, я в этом уверен. Правда, для этого необходимо очень много работать, причем на будущее. Речь идет об образовании, о продовольствии, материальной поддержке, доступе к системе здравоохранения. Также необходимо помогать странам, которые принимают основные потоки беженцев, строить им инфраструктуру. Ведь нагрузка, которую они испытывают, даже не снилась ни одной европейской стране.
А что там происходит?
Проблему беженцев ведь обсуждают не только в Европе, но и в Танзании, Ливане, Эфиопии. Во всех этих трех государствах для беженцев делается масса всего, но эта гуманитарная помощь не имеет никакого политического веса. Мы привыкли смотреть на вещи через колониальную оптику: да, Европа может принять пару беженцев (лучше всего, конечно, квалифицированных), но остальные пусть остаются, где остаются. Считается, так будет меньше проблем. Но так считать неправильно! Большинство стран, принимающих беженцев, едва ли располагают большими ресурсами, да и население их сводит концы с концами. Но главное для них, что они помогают беженцам!
Не стало ли труднее отличить беженцев от мигрантов?
Да, стало труднее. К счастью, эту работу делают за нас сами нелегальные перевозчики. Они решают, кто беженец. Но на самом деле мы имеем дело со смешанными группами. Именно усиление пограничного контроля вызвало сильную ответную реакцию у банд нелегальных перевозчиков. Мигранты зачастую покидают свою родину из-за невыносимых условий жизни, из-за бедности, в поиске шанса начать новую жизнь. Беженцы же бегут от войны, от преследований, и когда возвращают их на родину, то подвергают их жизнь опасности. Оттого-то к беженцам следует относиться иначе, и сама процедура признания человека соискателем убежища позволяет сделать это довольно просто. Сложности возникают, когда люди злоупотребляют системой предоставления убежища, что в Европе случается часто. Должны быть предусмотрены процедуры по мягкой депортации тех, кто не нуждается в защите. А для этого Европа нуждается в продуманной единой системе миграционного менеджмента.
И после 35 лет работы с беженцами меня глубоко затрагивает стойкость их характера и чувство собственного достойнства.
А сможет ли принятый Генассамблеей ООН в декабре 2018 г. Глобальный пакт о беженцах как-то улучшить ситуацию?
Традиционно кризисы беженцев рассматриваются как чисто гуманитарные вызовы. Но поскольку конфликты имеют свойство затягиваться, есть масса беженцев, не вынужденных навсегда оставаться вне родины. Возьмите афганцев, сомалийцев или тех же сирийцев (там конфликт длится уже 8 лет). Скорой гуманитарной помощи хватает на первые несколько лет, но потом она ослабевает. Выпадает класс тех, кто лишен привилегий – самый лакомый кусок для черных перевозчиков. Глобальный пакт позволяет теперь привлекать организации сотрудничества в сфере развития вроде Всемирного банка, а также частный бизнес. Они должны помочь нам уйти от вопросов снабжения палатками и медикаментами, чтобы наконец начать инвестировать в образование, локальную экономику, сельское хозяйство, энергоснабжение или окружающую среду. Вообще это превосходный план, учитывающий реальные интересы беженцев. Его реализация – другой вопрос. Есть основания опасаться, что проблемы возникнут уже на стадии распределения обязанностей.
Вы – главное дипломатическое лицо по вопросам беженцев. Наверное, бывает нелегко скрывать досаду?
Очень трудно, потому что приходится реагировать просто на иррациональные вещи. Да, беженцев много, но это решаемая проблема! Достаточно подумать, с каким ужасом столкнулись эти люди, чтобы понять, что они нуждаются в нашей помощи. Вести спокойную дискуссию бывает зачастую невозможно из-за политизированности темы.
Вы часто общаетесь с беженцами. Что Вас больше всего трогает?
Ужасы, с которыми сталкиваются люди. Недавно я встречался с представителями меньшинства рохинья в Бангладеш – они рассказывают страшные вещи. А еще меня поразила история одного венесуэльского врача, которому приходится выживать, торгуя на рынке. Только так начинаешь понимать масштабы кризиса. Но что меня больше всего трогает и воодушевляет даже по прошествии 35 лет работы с беженцами, так это способность сопротивления людей и чувство достоинства тех, кому пришлось бежать. Как можно думать, что эти люди приехали, чтобы нажиться на нашем благополучии? Это совсем не так! Большинство хочет что-то сделать, помочь другим, пока не будет восстановлен мир, и они смогут вернуться домой.
Интервью: Марк Энгельхардт
You would like to receive regular information about Germany? Subscribe here:
