«Защита чести языка»

Писатель Михаил Шишкин родился в 1961 году в Москве и с 1995 года живет в эмиграции в Швейцарии. Он является членом Немецкой академии языка и поэзии и сооснователем авторской ассоциации PEN Berlin. В этом году он будет первым русским автором, который выступит с речью на премии памяти Шиллера в Немецком литературном архиве в Марбахе.

Господин Шишкин, как так вышло, что Вы, будучи в России, прониклись любовью к немецкому языку?

В школе я ненавидел немецкий. Нас разделили на две группы: все хотели учить английский и никто не хотел немецкий. Учителя нас пугали: «Если у тебя будут плохие оценки, то отправим тебя в немецкую группу!» У меня были хорошие оценки, но мне не повезло в том, что моя мама была директором нашей школы. Она говорила: «Миша, я знаю, ты заслужил учиться в английской группе, но ты всё равно будешь учить немецкий. Тогда другие родители не смогут упрекнуть меня в том, что у тебя есть какие-то привилегии». В последний год обучения я прочитал роман Макса Фриша «Назову себя Гантенбайн» в русском переводе. Я был поражен, потому что у нас было запрещено почти всё, что имело значение для развития литературы в 20-м веке. Не публиковали даже Набокова или Джойса. Благодаря Максу Фришу технические достижения западной прозы просочились в меня как через воронку. Потом я нашел роман «Штиллер» в оригинале и читал его со словарем. Так зародилась моя любовь к немецкому языку, которая живет и по сей день. Намного позже я разочаровался в Максе Фрише, но это было никак не связано с языком.

Вы публикуетесь в том числе на немецком языке, однако свою прозу пишете исключительно на русском. Есть ли для писателя какая-то разница в том, на каком языке он самовыражается?

Искусство письма заключается в отклонении от норм. Проза начинается там, где заканчиваются правила письма, поэтому свою прозу я пишу только на родном языке. На иностранном языке надо писать правильно. На немецком я пишу нехудожественную литературу, эссе, статьи, в которых стараюсь четко выразить свои мысли. 

Язык и культура играют определенную роль в войнах и военных нарративах, являясь активом, который необходимо защищать от врагов. Все книги запрещаются. Почему язык является таким чувствительным и в то же время таким мощным инструментом?

Диктаторский режим в России претендует на монополию на всё: территорию страны, ее население, ее историю, ее будущее,ее культуру и ее язык. Главным врагом русской культуры было и остается российское государство. Все писатели и поэты, которые пытались создать свободную литературу, были противниками режима просто потому, что хотели лишить его монополии на язык. Путинские «идеологи» используют русский язык в качестве оружия в тотальной «гибридной войне» со всем миром: там, где говорят по-русски, есть наши подданные, наша власть, а значит, и наша территория. По их мнению, писатель должен петь патриотические оды и объяснять читателям, что кровожадные враги таятся повсюду и что наше счастье в том, чтобы умереть в борьбе за родину (имеется в виду режим в Кремле). А если пытаться писать по-русски и при этом сохранять человеческое достоинство, то рано или поздно всё закончится плачевно для автора. Поэтому эмиграция, если она еще возможна, – это не только бегство заложников, но и акт сопротивления. И ответственность за сохранение и развитие свободной культуры на русском языке.   

Вы говорите о некой стыдливости по отношению к собственному языку. В то же время язык является Вашим привычным инструментом в повседневной жизни. Как Вы справляетесь с этой напряженной ситуацией?

Язык – моё поле боя. Русский язык и русская культура не принадлежат Путину и его приспешникам. Культура – это форма существования человеческого достоинства. Томас Манн в изгнании защищал честь немецкого языка и немецкой культуры от нацистов. Теперь мы, русские деятели культуры, должны защищать достоинство нашего языка и нашей культуры.

Когда война в Украине однажды закончится, Вы пишете, что первыми, кто начнет налаживать связи, станут люди культуры. Почему культура и конкретно слово настолько актуальны в данной ситуации?

Когда начинается война, литература переживает упадок. Книги не могут соперничать с оружием и ракетами. Все мои книги или книги, которые написали мои коллеги за последние 20 лет, не смогли предотвратить эту трагедию, в которой мы все сейчас находимся. В военное время нужны ракеты и снаряды, а не романы. Однако рано или поздно любая война заканчивается. И тогда снова возникает потребность в культуре, литературе. Между Украиной и Россией возникла огромная пропасть, заполненная смертью, болью и ненавистью. И с каждой ракетой, влетевшей в жилые дома, эта пропасть становится всё больше и больше. После войны будет необходимо строить мосты через эту пропасть. Я уверен, что писатели, музыканты и другие деятели культуры станут первыми, кто займется строительством этих мостов. Культура – это лекарство против ненависти. Для этого будущего моста важно сохранить достоинство культуры в русском языке уже сейчас.

Что для Вас означает выступление на премии памяти Шиллера?

Прежде всего это большая ответственность для меня. Я – первый автор как из России, так и из Швейцарии, который удостоен чести выступить на премии памяти Шиллера в Марбахе. И конечно большая радость еще раз перечитать его произведения – больше не с позиции школьника, а после всего пережитого. Удивительно, насколько произведения Шиллера актуальны сейчас, спустя 200 лет. Так могут только классики.